Костяная нога. Баба-яга – Костяная нога – Русская народная сказка

Главная / Домашний

Во времена моего детства, когда каждая уважающая себя школа проводила предновогодние утренники (для младших классов) и «дискотеки» (для старших), непременной деталью этих действ были представления приглашенных артистов - иногда профессиональных, из местного драмтеатра, иногда любителей - мам, пап, учителей.

И таким же непременным был состав участников - Дед Мороз, Снегурочка, лесная живность (белки, зайцы и т. д.), иногда - пираты, бременские музыканты и черти с кикиморами. Но главным злодеем была Баба-Яга. В каких только интерпретациях не представала она перед изумленной публикой - и горбатая старуха, и женщина средних лет с ярким макияжем - что-то среднее между цыганкой-гадалкой и ведьмой, и сексапильное юное создание в платьице из заплат и обворожительными лохмами на голове. Неизменна была лишь ее суть - как можно больше напакостить «добрым персонажам» - не пустить на елку, отобрать подарки, превратить в старый пень - список не ограничен.

На грани двух миров, светлого и темного, посреди дремучего леса издревле векует в странной избушке, окруженной забором из человеческих костей, старая Яга. Иной раз к ней заглядывают гости с Руси. Одних Яга пытается съесть, других привечает, помогает советом и делом, предсказывает судьбу. Она имеет обширные знакомства в живом и мертвом царствах, свободно посещает их. Кто она, откуда пришла в русский фольклор, почему ее имя чаще встречается в сказках северной Руси, попытаемся разобраться. Можно предположить, что сказочный образ Яги возник в русском народном творчестве как результат многовекового взаимодействия на общем индоиранском фоне славянской и финно–угорской культур.

Несомненно, что проникновение русских на Север, в Югру и Сибирь, знакомство с бытом местного населения и последующие рассказы о нем оказали заметное влияние на формирование образа Яги в русских, а затем и зырянских сказках. Именно новгородские ушкуйники, казаки-первопроходцы, воины, ямщики и солдаты принесли на Русь те необыкновенные сведения о жизненном укладе, обычаях и верованиях Югры, которые, перемешавшись с древнеславянской мифологией и фольклором, наложили отпечаток на волшебные сказки о Бабе Яге.

А кто такая эта Баба-Яга на самом деле? Фольклорный элемент? Плод народного воображения? Реальный персонаж? Выдумка детских писателей? Попробуем выяснить происхождение самого коварного сказочного персонажа нашего детства.

Славянская мифология

Баба-Яга (Яга-Ягинишна, Ягибиха, Ягишна) - древнейший персонаж славянской мифологии. Первоначально это было божество смерти: женщина со змеиным хвостом, которая стерегла вход в подземный мир и провожала души почивших в царство мертвых. Этим она несколько напоминает древнегреческую деву-змею Ехидну. Согласно античным мифам, от брака с Гераклом Ехидна родила скифов, а скифы считаются древнейшими предками славян. Не зря во всех сказках Баба-Яга играет очень важную роль, к ней порою прибегают герои как к последней надежде, последней помощнице - это бесспорные следы матриархата.

Постоянное место обитания Яги – дремучий лес. Живет она в маленькой избушке на курьих ножках, такой маленькой, что, лежа в ней, Яга занимает всю избу. Подходя к избушке, герой обыкновенно говорит: «Избушка - избушка, встань к лесу задом, ко мне передом!» Поворачивается избушка, а в ней Баба Яга: «Фу–фу! Русским духом пахнет… Ты, добрый молодец, от дела лытаешь или дела пытаешь?» Тот ей и отвечает: «Ты прежде напои, накорми, а потом про вести спрашивай».

Несомненно, что сказка эта придумана людьми, хорошо знакомыми с бытом обских угров. Фраза о русском духе попала в нее не случайно. Деготь, широко применявшийся русскими для пропитки кожаной обуви, сбруи и корабельных снастей раздражал чуткое обоняние таежников, употреблявших для пропитки обуви гусиный и рыбий жиры. Гость, зашедший в юрту в сапогах, смазанных дегтем, оставлял после себя стойкий запах «русского духа».

Костяная нога была змеиным хвостом?

Особое внимание привлекает костеногость, одноногость бабы-яги, связываемая с ее некогда звероподобным или змееподобным обликом: «Культ змей как существ, сопричастных к стране мертвых, начинается, по-видимому, уже в палеолите. В палеолите известны изображения змей, олицетворяющих преисподнюю. К этой эпохе относится возникновение образа смешанной природы: верхняя часть фигуры от человека, нижняя от змеи или, может быть, червя».
По мнению К. Д. Лаушкина, считающего бабу-ягу богиней смерти, одноногие существа в мифологиях многих народов так или иначе связаны с образом змеи (возможное развитие представлений о подобных существах: змея - человек со змеиным хвостом - одноногий человек - хромой и т. п.).

В. Я. Пропп отмечает, что «Яга, как правило, не ходит, а летает, подобно мифическому змею, дракону». «Как известно, общерусское „змея» не является исконным названием этого пресмыкающегося, а возникло как табу по связи со словом „земля» - „ползающая по земле»», - пишет О. А. Черепанова, высказывая предположение, что исконным, не установленным пока названием змеи могло быть яга.

Один из возможных отголосков давних представлений о таком змееподобном божестве - прослеживаемый в верованиях крестьян ряда губерний России образ огромной лесной (белой) или полевой змеи, которая властна над скотом, может наделить всеведением и т. п.

Костяная нога - связь со смертью?

По другому поверью, Смерть передает усопших Бабе-Яге, вместе с которой она разъезжает по белу свету. При этом Баба-Яга и подвластные ей ведьмы питаются душами покойников и оттого делаются легкими, как сами души.

Раньше верили, что Баба-Яга может жить в любой деревне, маскируясь под обычную женщину: ухаживать за скотом, стряпать, воспитывать детей. В этом представления о ней сближаются с представлениями об обычных ведьмах.

Но все-таки Баба-Яга - существо более опасное, обладающее куда большей силою, чем какая-то ведьма. Чаще всего она обитает в дремучем лесу, который издавна вселял страх в людей, поскольку воспринимался как граница между миром мертвых и живых. Не зря же ее избушка обнесена частоколом из человеческих костей и черепов, и во многих сказках Баба-Яга питается человечиной, да и сама зовется «костяная нога».

Так же, как и Кощей Бессмертный (кощь - кость), она принадлежит сразу двум мирам: миру живых и миру мертвых. Отсюда ее почти безграничные возможности.

Сказки

В волшебных сказках она действует в трех воплощениях. Яга-богатырша обладает мечом-кладенцом и на равных бьется с богатырями. Яга-похитительница крадет детей, иногда бросая их, уже мертвых, на крышу родного дома, но чаще всего унося в свою избушку на курьих ножках, или в чистое поле, или под землю. Из этой диковинной избы дети, да и взрослые, спасаются, перехитрив Ягибишну.

И, наконец, Яга-дарительница приветливо встречает героя или героиню, вкусно угощает, парит в баньке, дает полезные советы, вручает коня или богатые дары, например, волшебный клубок, ведущий к чудесной цели, и т.д.
Эта старая колдунья не ходит пешком, а разъезжает по белу свету в железной ступе (то есть самокатной колеснице), и когда прогуливается, то понуждает ступу бежать скорее, ударяя железной же палицей или пестом. А чтобы, для известных ей причин, не видно было следов, заметаются они за нею особенными, к ступе приделанными метлою и помелом. Служат ей лягушки, черные коты, в их числе Кот Баюн, вороны и змеи: все существа, в которых уживается и угроза, и мудрость.
Даже когда Баба-Яга предстает в самом неприглядном виде и отличается лютостью натуры, она ведает будущее, обладает несметными сокровищами, тайными знаниями.

Почитание всех ее свойств отразилось не только в сказках, но и в загадках. В одной из них говорится так: «Баба-Яга, вилами нога, весь мир кормит, себя голодом морит». Речь идет о сохе-кормилице, самом важном в крестьянском обиходе орудии труда.

Такую же огромную роль в жизни сказочного героя играет и загадочная, мудрая, страшная Баба-Яга.

Версия Владимира Даля

«ЯГА или яга-баба, баба-яга, ягая и ягавая или ягишна и ягинична, род ведьмы, злой дух, под личиною безобразной старухи. Стоит яга, во лбу рога (печной столб с воронцами)? Баба-яга, костяная нога, в ступе едет, пестом упирает, помелом след заметает. Кости у нее местами выходят наружу из-под тела; сосцы висят ниже пояса; она ездит за человечьим мясом, похищает детей, ступа ее железная, везут ее черти; под поездом этим страшная буря, все стонет, скот ревет, бывает мор и падеж; кто видит ягу, становится нем. Ягишною зовут злую, бранчивую бабу».
«Баба-яга или Яга-баба, сказочное страшилище, болыпуха над ведьмами, подручница сатаны. Баба-яга костяная нога: в ступе едет, пестом погоняет (упирается), помелом след заметает. Она простоволоса и в одной рубахе без опояски: то и другое - верх бесчиния».

Баба-Яга у других народов

Бабу-ягу (польскую Ендзу, чешскую Ежибабу) принято считать страшилищем, верить в которое пристало лишь малым детям. Но еще полтора века назад в Белоруссии в нее - страшную богиню смерти, губящую тела и души людей,- верили и взрослые. И богиня эта - одна из древнейших.

Этнографы установили ее связь с первобытным обрядом инициации, справлявшимся еще в палеолите и известным у самых отсталых народов мира (австралийцев).

Для посвящения в полноправные члены племени подростки должны были пройти особые, порой тяжелые, обряды - испытания. Исполнялись они в пещере или в глухом лесу, близ одинокой хижины, и распоряжалась ими старая женщина - жрица. Самое страшное испытание состояло в инсценировке «пожирания» испытуемых чудовищем и их последующего «воскресения». Во всяком случае, они должны были «умереть», побывать в потустороннем мире и «воскреснуть».

Все вокруг нее дышит смертью и ужасом. Засовом в ее избе служит человеческая нога, запорами - руки, замком - зубастая пасть. Тын у нее - из костей, а на них - черепа с пылающими глазницами. Она жарит и ест людей, особенно детей, при этом печь лижет языком, а угли выгребает ногами. Изба ее покрыта блином, подперта пирогом, но это - символы не изобилия, а смерти (поминальная еда).

По белорусским поверьям, Яга летает в железной ступе с огненной метлой. Где она несется - бушует ветер, стонет земля, воют звери, прячется скот. Яга - могущественная колдунья. Служат ей, как и ведьмам, черти, вороны, черные коты, змеи, жабы. Она оборачивается змеей, кобылой, деревом, вихрем и т.д.; не может лишь одного - принять сколько-нибудь нормальный человеческий облик.

Обитает Яга в глухом лесу или подземном мире. Она и есть хозяйка подземного ада: «Ты хочешь идти в пекло? Я - Ежи-ба-ба»,- говорит Яга в словацкой сказке. Лес для земледельца (в отличие от охотника) - недоброе место, полное всякой нечисти, тот же потусторонний мир, а знаменитая избушка на курьих ножках - как бы проходная в этот мир, потому и нельзя в нее войти, пока он не повернется к лесу задом.

С Ягой-вахтершей трудно справиться. Героев сказки она избивает, связывает, вырезает ремни из спин, и только самый сильный и храбрый герой одолевает ее и спускается в преисподнюю. При этом всем Яга имеет черты повелительницы Вселенной и выглядит какой-то жуткой пародией на Мать Мира.

Яга - тоже богиня-мать: у нее три сына (змеи или великаны) и 3 или 12 дочерей. Возможно, она и есть поминаемая в ругательствах чертова мать или бабушка. Она - домовитая хозяйка, ее атрибуты (ступа, метла, пест) - орудия женского труда. Яге служат три всадника - черный (ночь), белый (день) и красный (солнце), ежедневно проезжающие через ее «проходную». С помощью мертвой головы она повелевает дождем.

Яга - богиня общеиндоевропейская.

У греков ей соответствует Геката - страшная трехликая богиня ночи, колдовства, смерти и охоты.
У германцев - Перхта, Хольда (Хель, Фрау Халлу).
У индийцев - не менее жуткая Кали.
Перхта-Хольда обитает под землей (в колодцах), повелевает дождем, снегом и вообще погодой и носится, подобно Яге или Гекате, во главе толпы призраков и ведьм. У немцев Перхту заимствовали их славянские соседи - чехи и словенцы.

Альтернативные варианты происхождения образа

В древности умерших хоронили в домовинах - домиках, расположенных над землей на очень высоких пнях с выглядывающими из-под земли корнями, похожими на куриные ноги. Домовины ставились таким образом, чтобы отверстие в них было обращено в противоположную от поселения сторону, к лесу. Люди верили, что мертвецы летают на гробах.
Покойников хоронили ногами к выходу, и, если заглянуть в домовину, можно было увидеть только их ноги, - отсюда и произошло выражение «Баба-Яга костяная нога». Люди относились к умершим предкам с почтением и страхом, никогда не тревожили их по пустякам, боясь навлечь на себя беду, но в трудных ситуациях все же приходили просить помощи. Так, Баба-Яга - это умерший предок, мертвец, и ею часто пугали детей.

Еще вариант:

Возможно, что таинственная избушка на курьих ножках не что иное, как широко известный на Севере «лабаз», или «чамья», – тип хозяйственной постройки на высоких гладких столбах, предназначенный для сохранения снастей и припасов. Лабазы всегда ставятся «к лесу задом, к путнику передом», чтобы вход в него находился со стороны реки или лесной тропы.

Небольшие охотничьи лабазы иногда делаются на двух–трех высоко спиленных пнях – чем не курьи ножки? Еще больше похожи на сказочную избушку небольшие, без окон и без дверей, культовые амбарчики в ритуальных местах – «урах». В них обычно находились кук–лы–иттармы в меховой национальной одежде. Кукла занимала собой почти весь амбарчик –может, поэтому избушка в сказках всегда мала для Бабы Яги?

По другим сведениям Баба-Яга у некоторых славянских племён (у русов в частности) - жрица, руководившая обрядом кремации мёртвых. Она закалывала жертвенный скот и наложниц, которых затем кидали в огонь.

И еще версия:

«Изначально Баба-яга называлась Баба-Йога (вспомните «баба-йожка»)- так что Баба-яга на самом деле - владеющая йогой.»

«В Индии йогов и странствующих садху уважительно называют баба (хинди बाबा - «отец»). Многие ритуалы йогов проводятся у костра и малопонятны иноземцам, что вполне могло дать пищу для фантазий и сюжетов сказок, где баба йог мог трансформироваться в Бабу Ягу. У индийских племен нагов принято сидеть у костра, делать ягью (жертвоприношения огню), обмазывать тело пеплом, ходить без одежды (нагими), с посохом («костяная нога»), длинными спутанными волосами, носить кольца в ушах, повторять мантры («заклинания») и практиковать йогу. Наги в индийской мифологии - змеи с одной или несколькими головами (прообраз Змея Горыныча). В этой и других йндийских сектах совершались загадочные и пугающие ритуалы с черепами, костями, совершались жертвоприношения и т.п.»

Еще есть у Соловьева в «Истории Государства Российского» про бабу Ягу есть - версия - что был такой народ Яги - который растворился в русских. Людоедели по лесам, немного и пр. Известен князь Ягайло, например. Так что сказки - сказками - этносы - этносами.

А вот еще одна версия гласит, что Баба Яга - это монголо-татарский золотоординский сборщик налога с завоёванных (ну, ок, ок, союзных ) земель. Лицом страшен, глаза раскосые. Одежда напоминает женскую и не разберёшь, мужик или баба. И приближённые зовут его не то Бабай (то есть Дед и вообще старший), не то Ага (чин такой)… Вот оно и Бабай-Ага, то есть Баба Яга. Ну, и не любят его все - за что же сборщика налогов любить?

Вот есть еще версия, не заслуживающая доверия, но упорно гуляющая по интернету:

Оказывается, баба-яга из русских сказок жила совсем не в России, а в Центральной Африке. Она была королевой племени людоедов яггa. Поэтому ее стали называть королева Ягга. Позже, уже у нас на родине, она превратилась в людоедку бабу-ягу. Произошло это превращение так. В XVII веке в Центральную Африку вместе с португальскими войсками пришли миссионеры-капуцины. В районе бассейна реки Конго появилась португальская колония Ангола. В ней-то и находилось маленькое туземное королевство, которым управлял смелый воин Нгола Мбанка. Вместе с ним жила его любимая младшая сестра Нцинга. Но вот сестренке тоже захотелось поцарствовать. Она отравила своего брата и объявила себя королевой. В качестве счастливого амулета, дающего власть, любящая сестра повсюду таскала с собой в сумке кости своего брата. Отсюда, по-видимому, в русской сказке и появляется непонятное выражение «Баба-яга - костяная нога».

Два капуцина, брат Антонио де Гаета и брат Дживанни де Монтекугго, написали о королеве Ягге целую книгу, в которой описывали не только способ ее прихода к власти, но и принятие ею на старости лет христианства. Эта книга попала в Россию, и здесь из рассказа о негритянке-людоедке получилась сказка о русской бабе-яге.

Эта «версия» не имеет источника. Гуляет по интернету со ссылкой на художественную книгу некоего Г. Климова (русско-американский писатель

…В тридесятом царстве, за огненною рекою живет Баба-Яга; у ней есть такая кобылица, на которой она каждый день вокруг света облетает… Пошел Иван царевич - стоит дом Бабы-Яги, кругом дома двенадцать шестов, на одиннадцати шестах по человеческой голове, только один не занятый.
(Марья Моревна. Русская народная сказка.)

Как-то незаметно прижился я в читательском клубе при нашей библиотеке. А когда настал мой черед делать доклад для ценителей «тюменской старины», решился рассказать о своих изысканиях и сомнениях. Выступление прошло, можно сказать, почти удачно, только под конец его одна умненькая студенточка с филфака университета задала вопрос каверзный: «А все-таки почему у Яги нога костяная?»

Искра сомнения, зароненная студенточкой, заставила вернуться к теме, которую я считал законченной. (Говорили же мне, чтобы с Ягой не связывался.)

Для сказки не существует временных и пространственных ограничений. В один миг переносит она нас со знойного Юга на холодный Север. Последуем за ней и мы.

В Вятских краях еще в начале века Яга сохраняет свое древнее имя Еги-бобо, Егибисна, Егибиха, Егибишна. В сборнике Зеленина (1915) встречается северный вариант сказки о Терешечке под названием «Ивашко и ведьма»: «…Потом приходит вот эта самая Егибиха (нечисты вот эти самые: в озерах живут, в лесах живут) и говорит: "Ванюша! Подъедь-ко ты к бережку…"» Очевидно, это более ранний вариант сказки, чем сказка о Терешечке, прошедшая литературную обработку. В упомянутом сборнике просматривается интересная закономерность: во всех сказках народных сказителей - Егибоба, Егибиха и т. д., а в сказке, рассказанной священником Покровским, - уже Баба-Яга. Но это может говорить и о том, что священник прибыл из других краев.

Русские, пермяне и вятичи, издавна общавшиеся с коми и ходившие не единожды походами на Югру, лучше других знали их нечистых. Имя одного из главных идолов остяков - хозяина рыб или речного старика, по-хантыйски могло звучать как «ягун-ике», или «яга-ике», или «ега-иге», в зависимости от диалекта. Вспомним: «нечисты вот эти самые: в озерах живут, в лесах живут…» Хозяин рыб - болван с золотой грудью, сама Золотая Баба или весь сонм югорских демонов дали имя Бабе-Яге - мы можем только догадываться.

Подтверждение генетической близости Золотой Бабы и Бабы-Яги можно отыскать и в самих сказках. В сказке об Иване-царевиче и Белом Полянине Баба-Яга ходит на золотой ноге. Разноногость Яги как наследственный признак переходит из сказки в сказку.

В вятской сказке «Про козла»: «…Когда Иванушко воротился домой, Егибисна выскочила его встречать: одна нога г…нна, другая наземна, а у его жены одна нога серебрена была, а другая золотая…»

В других сказках у Яги нога костяная или глиняная, но никогда не хромая. Глиняная нога, по-видимому, имеет самую давнюю историю и связана в том числе с одинаковым у древних славян и угров языческим культом медведя. В некоторых славянских и древних финноугорских могильниках на территории Ярославского Поволжья неоднократно находили глиняные лапы медведя, несомненно имевшие какое-то культовое, пока не до конца известное нам значение. Дольше других культ медведя сохранялся у обских угров - хантов, называвших медведя иносказательно: иге или ике (старик), а у славян, как напоминание о забытом культе, осталась сказка о медведе на «Липовой ноге» и Яге - Глиняной ноге.

Ханты и манси шкуры медведей убитых на охоте и животных, приносимых в жертву идолам, сохраняли в специальных избушках «на курьих ножках», или развешивали поблизости от капища. У шкуры обязательно сохраняли голову и передние ноги. Вот как описывал такие места Григорий Новицкий: «…При главных же кумирах всегдашне стражи и жрецы почитаются. Чин их должности всегда быть служителем лжи. Что ближе татарских жилищ пребывают… на скверные свои жертвы употребляют лошадей. А в дальних пустынных селениях оленей наипаче приносят на жертвы… Скоро ударяют ножом в сердце, испущая кровь в блюдо, кропят сею мерзостью и жилище своя, идолам же уста помазуют, в украшение же и всегдашне воспоминание кожу с главою и ноги даже до колен заедино с кожею на древах завешут над кумирнею… Сим частым приношением в премногую внийша нищету и крайнее разорение, яко чад и жен своих продают заимодавцам своим в работу».

Картину Новицкий нарисовал впечатляющую, и нет причин сомневаться в его объективности. Черепов и костяных ног вокруг избушки на курьих ножках накапливалось предостаточно и не имеет большого значения, кого могли принять за бабу-в-яге - самого идола или шамана, его охраняющего. Нельзя не обратить внимания на трагическую связь между жертвоприношением кумиру и отдачей в неволю жены и детей жертвующего.

В сказке «Крошечка-хаврошечка» мы находим отголосок именно этого ритуала: любимую корову приносят в жертву ведьме-мачехе. Сообщение Новицкого о принесении в жертву идолу, которого мы условно именуем баба-в-яге, лошадей очень важно для нашего исследования. А. А. Потебня, считавший Ягу, Мору и Морену, олицетворяющих в славянской мифологии зиму и смерть тождественными между собой, находил их несомненную связь в сказках с лошадью. По его мнению, сказочная формула «упасти кобылку» означает добыть в замужество дочь Бабы-Яги. Он приводит множество вариантов сказок, указывающих на родство лошади и Яги. В одних Яга сама обращается в лошадь, в других - обращает в кобылиц своих дочерей. Свидетельство Новицкого о принесении лошадей в жертву и наличии вокруг избушек на курьих ножках большого количества лошадиных шкур с головами и передними ногами проливает свет на происхождение этой связи.

Допуская, что Яга могла представлять из себя идола полухристианской-полуязыческой святой Параскевы Пятницы, Потебня перекидывает мостик своих рассуждений к индийской мифологии и находит, что Яга-кобылица - мать Солнца. В мифе о браке обратившегося жеребцом Вивасвата с пытавшейся убежать от него под видом кобылицы Саранью говорится, что в результате брака у них родились близнецы: Агни (огонь) и Индра (светлое небо).

В переплетении и сходстве мифологических сюжетов севера и юга можно усмотреть как их общее индоевропейское начало, так и одинаковые закономерности и пути развития культуры.

Мы уже останавливались на том, почему женщина Яга наследует чисто мужской признак хранителя огня - она унаследовала его от иранского Прометея Йимы. (Кстати, по легенде Йиму в конце его жизни победил трехглавый дракон, а тело героя расчленили пополам. Отметим последнее обстоятельство - мы с ним еще встретимся, когда будем говорить о Яге - Костяной ноге.)

В индийской мифологии древнеиранскому Йиме соответствует его аналог (Йама) Яма, фигура сложная и мрачная. Сын Саранью и бога Солнца Вивасвата - Яма - бог смерти, владыка мертвых, повелитель ада и пожиратель трупов. По этим признакам он близкий родственник Яги, живущей на границе живого и мертвого царств.

По многим признакам сходный с иранским Йимой, индийский бог Яма, пожиратель трупов, изображался с бычьей головой и острыми зубами. За свои огромные рога Яма был удостоен титула «Яма-лунорогий». Царь мертвых Яма из древнеиндийских, ведийских времен изображался одетым в красное платье, верхом на быке, с оружием в виде дубинки и петли, в сопровождении двух больших псов. Голову Ямы увенчивала тиара из человеческих черепов.

Что и говорить, облик у царя мертвых был ужасающий, хотя происхождение он имел божественное и даже можно выразиться - блестящее.

В пуранической легенде Яма - сын Вивасвата и Саранью. У Ямы имелся брат Мина и сестра-близнец Ями. Мать Ямы покинула (а может, и умерла) своего супруга Вивасвата-Солнце, не выдержав его ослепительного блеска и детей. Воспитывала его служанка (или тень) Саварна. Мачеха обижала Яму, и тот однажды поднял на нее ногу (пнул). За это по проклятию Саварны нога у Ямы должна отпасть. Но Вивасват смягчает проклятие: нога лишь усыхает, лишившись мяса и сухожилий, а сам Яма, известный своей добродетелью, становится, по указанию Вивасвата, «локапалой» - хранителем юга и царем умерших предков .

В этом мифе мы находим похожий на угорские поверья мотив: тень матери недоброжелательно относится к покинутому матерью сыну, что вообще характерно для верований уральских народов о душе-двойнике или тени покойника. Остается лишь гадать, в каком направлении путешествовала легенда о костяной ноге: с юга на север или с севера на юг и как попала она в русские и угорские сказки о Яге - Костяной ноге.

Костяную ногу Яги Пропп считает признаком ее связи с загробным миром. Но, как он сам замечает, других признаков, указывающих на то, что Яга-труп, в русских сказках нет. Им же высказано предположение, что происхождение понятия Баба-Яга связано с обрядом инициации, существовавшим в древности у многих народов. Ритуал инициации (обрезания) в эпоху первобытно-общинного строя совершался над подростками при достижении ими зрелости, позже обряд обрезания новорожденных появился у семитов и сохранился у иудеев по настоящее время.

Иудаизм как религия начал формироваться в Двуречье, на территории современного Ирана. Отсюда описания вавилонского периода иудеев и заимствования из индо-иранской мифологии в Библии. При желании в Библии нетрудно отыскать сюжет, во многом схожий с усыханием ноги Ямы: «Иакову приснилось, что он борется с богом Яхве (некоторые полагают, что первоначальная форма имени Яхве или Ягве была Ягу). Он боролся изо всех сил… Бог выдерживал натиск Иакова до рассвета и, увидев, что одолеть его не может, коснулся жилы его бедра, которая немедленно засохла. Проснувшись утром, Иаков обнаружил, что хромает на одну ногу».

Сходство индийской и древнееврейской легенд налицо: Яма поднял ногу на свою божественную мачеху, и нога отсохла. Иаков боролся с богом Ягу, и у него высохла жила ноги.

Бог иудеев отличался суровостью и жестокостью. Согласно Библии, Ягве очень настойчиво требует, чтобы его почитатели были обрезаны. Не менее настойчива претензия Ягве, чтобы все первенцы Израиля были посвящены ему: «Однажды Бог, желая убедиться в преданности Авраама, решил подвернуть его испытанию: велел ему принести в жертву и сжечь своего любимого сына Исаака. Сын был единственной надеждой Авраама, но тем не менее он скрепя сердце подчинился воле Божьей. Авраам с Исааком поднялись на высокую гору. Сын нес дрова, отец в одной руке держал горящую лучину, а в другой - острый нож. По дороге Исаак спросил: "Отец мой… вот огонь и дрова, где же агнец для всесожжения?" Авраам ответил: "Бог усмотрит себе агнца для всесожжения, сын мой". На вершине горы Авраам построил из камней жертвенник, связал потрясенного Исаака и уложил его на камнях поверх дров. Затем он занес нож над сыном, но Бог через ангела остановил его руку и благословил за то, что, покорный велению Бога, он готов был принести в жертву своего единственного сына. В это время заблудившийся баран запутался рогами в терниях и Авраам принес его в жертву».

В этой главе Библии мы имеем конкретное описание ритуала языческого жертвоприношения, при котором изначально жертвой избирался человек и лишь потом его заменили на животное.

Вероятно, это библейское предание послужило основой для сказки «Сестрица Аленушка и братец Иванушка». В ней козленочек, которого хотят зарезать в угоду ведьме-яге, причитает: «Костры горят горючие, котлы кипят кипучие, ножи точат булатные, хотят меня зарезати».

Языческое жертвоприношение всегда омерзительно и жестоко, независимо от того, кто его исполняет: древние иудеи, славяне или угры.

Полагают, что требование выкупа жертвой первенцев, посвящаемых Богу, означает, что когда-то в древности эти первенцы действительно приносились в жертву Богу - убивались.

В 1902 году на земле Палестины раскопали библейский город Гезер. В одном месте в братской могиле воинов нашли скелет девушки, у которой тело ниже ребер было отсечено и даже следов тазовых костей ног не обнаружено. В другом месте, под фундаментом одной из стен, обнаружили скелеты двух мужчин. Около их ног стояли кувшины, вокруг была разбросана посуда. Около останков этих трупов лежал расчлененный скелет юноши. Тело его также было отсечено ниже ребер: нижняя часть и ноги отсутствовали. Похоже, что ноги приносились на алтарь Бога.

В одной из пещер Ханаана нашли многочисленные детские трупы. Они были захоронены в кувшинах. Всем этим детям исполнилось не более 8 дней. Ни у одного из них на теле не обнаружили следов травмы или насильственной смерти. Только на останках двух младенцев были замечены следы обугливания.

Наверное, их еще живыми втиснули в кувшины, в большинстве случаев головами вниз. Скорее всего, это были первенцы, которых принесли в жертву Ягве.

Жестокость и кровожадность Ягве особенно выступили на первый план в эпоху, когда кочевые еврейские племена начали наступление на земледельческие области Ханаана. Овладев страной, израильтяне продолжали невероятное по жестокости избиение мирных жителей. Зрелища многочисленных жертв, видимо, доставляли удовольствие Ягве, который по этой части превзошел Ваала, принимавшего в жертву детей Израиля.

Возникает законный вопрос: какое отношение имеет Ягве к формированию образа нашей северной Бабы-Яги? Самое непосредственное. Образ Яги, вероятно, частично формировался в сознании южных славян во времена государства киммерийских амазонок и Хазарского каганата на южнорусской границе.

Суровый иудейский бог хазар Яхве требовал частых жертв, которые не могли составлять тайны для сопредельных с хазарами славян. Вынужденные контакты и соседство Руси с Хазарией, исповедовавшей иудаизм, а впоследствии библейские предания, не могли не наложить отпечатка на устное народное творчество руссов в виде сказок о Яге - костяной ноге. Впрочем, не только на русское.

В остяцкой былине о богатырях города Эмдера упоминается богатырь Яг:

И стрел Борея не страшась,
На месте райском красовался
Тот городов арьяхских князь.
Далеко слава шла о силе
Богатырей его в боях,
Из пятерых их самым малым
Был на ногах оленьих Яг.

(По записи С. К. Патканова, у Яга, или Иага, были братья: Хусалытем, раздробивший долго сушеное конское бедро, и другие.) В этой былине имя богатыря Яг - собственное.

Возможно, одна из причин разноногости Яги кроется в космогонических воззрениях древних славян и финно-угров, во многом схожих.

Духовная сестра русской Яги югорская лесная богиня, хозяйка всех лесных зверей, посылающая удачу охотникам, тожеразноногая. В специальной песне, предназначенной кровному жертвоприношению в ее честь, она описывается так:

«…Дочь лесного бога, дочь лесного бога, вот она стоит. Одна нога лосиная, другая человечья. - Вы, за зверями ездившие двое, возьмите меня, королеву лесных зверей, я счастливая!» (Сообщил М. А. Лоншаков.)

Одна нога лосиная, другая человечья… Семизвездие Большая Медведица на Русском Севере носила название Лося. У древних охотничьих народов существовал культ лося или оленя, впоследствии вытесненный медвежьим. Может, от семи звезд Лося и пошло выражение «седьмое небо». А. Н. Афанасьев, описывая пережитки язычества на Русском Севере, упоминает оленя, как древнее жертвенное животное. Предания о священных оленях, выбегающих из леса к церкви на заклание, тяготеют к финно-угорскому Северу и имеют широкое распространение в бывших Вологодской, Пермской и Новгородской губерниях, где охотничья стадия хозяйства задержалась дольше, чем на земледельческом Юге. Материалы раскопок показывают, что культ небесных оленей, лосей представляет собой повсеместную архаичную стадию религиозных представлений, но у давно пришедших к земледелию племен она стерлась, а у недавних охотников сохранилась в большей степени. В изображениях так называемого пермского звериного стиля, существовавшего в течение почти всего железного века, почти до XV столетия, самым распространенным сюжетом шаманских бляшек «бесовских привесных козней» служат ящур, коршун, мужская фигура в головном уборе в виде морды лося и две женские фигуры с головами лосих и копытцами на ногах или лосиными ногами. Женщины-лосихи расположены по бокам бляшек таким образом, что мордами создают полукруг, символизирующий небесную сферу. «Привесные козни» служили принадлежностью особых, очевидно шаманских, одежд, или приношением божеству - «жертвы», которые развешивались около кумирниц и над ними на кровлях. Небесная лосиха роженица была для древних символом великой Матери Мира, давшей жизнь всему живому на земле.

Синкретическое существо Небесная лосиха - мать мира, женщина на лосиных ногах, видимо, приходится праматерью хантыйской дочери лесного бога, у которой одна нога лосиная, другая человечья, что символизировало ее принадлежность к обоим мирам: небесному, миру богов, и земному - миру людей. Принадлежность к двум мирам роднит ее с Бабой-Ягой.

В пермской мифологии (как и вообще в угорской) сонм лесных духов неизменно человекообразен. По этим признакам пермяцкие лесные боги и хантыйская дочь лесного бога близки к Яге, костяная нога которой явно унаследована ею от Небесной лосихи-матери и была изначально лосиной, оленьей, конской и уж впоследствии - медвежьей.

Примечания:

9 Гринцер П. А. Мифы народов мира. М.: С.Э, 1980. Т. 2. С. 682.

Поди к моей сестре, твоей тётке, попроси у неё иголочку и ниточку - тебе рубашку сшить.
А тётка эта была Баба-Яга, костяная нога. Девочка не будь глупа, зашла прежде к своей родной тётке.
- Здравствуй тётушка!
- Здравствуй родимая! Зачем пришла?
- Матушка послала к своей сестре попросить иголочку и ниточку - мне рубашку сшить.
- Хорошо, племянница, что ты вперёд ко мне зашла, - говорит тётка. - Вот тебе ленточка, маслице, хлебец да кусок ветчинки. Будет тебя там берёзка в глаза стегать - ты её ленточкой перевяжи; будут ворота скрипеть и хлопать - ты подлей им под пяточки маслица; будут тебя собаки рвать - ты им хлебца брось; будет тебе кот глаза драть - ты ему ветчинки дай.

Поблагодарила девочка свою тётку и пошла. Шла она, шла и пришла. Стоит хатка, а в ней сидит Баба-Яга, костяная нога и ткёт.
- Здравствуй тётушка! - говорит девочка.
- Здравствуй родимая! - говорит Баба-Яга.
- Меня матушка послала попросить у тебя иголочку и ниточку - мне рубашку сшить.
- Хорошо, племяннушка, только садить покуда ткать.
Вот девочка села у окна и стала ткать. А Баба-Яга вышла и приказывает своей работнице:
- Ступай, истопи баню и вымой племянницу, да, смотри, хорошенько: я хочу её съесть.
Девочка услыхала, сидит ни жива ни мертва и просит тихонько работницу:
- Родимая моя! Ты не столько дров поджигай, сколько водой заливай, решетом воду носи! - и дала ей платочек.
Работница баню топит, а Баба-Яга, дожидается. Подошла она к окну и спрашивает:
- Тку, тётушка, тку, милая!

Баба-Яга отошла прочь, а девочка дала коту ветчинки и спрашивает:
- Нельзя ли как-нибудь уйти отсюда?
Вон на столе лежит полотенце и гребешок, - говорит кот, - возьми их и беги скорее. Будет за тобою гнаться Баба-Яга, ты приложи ухо к земле и, как заслышишь, что она близко, брось сперва полотенце - сделается широкая-широкая река; если же Баба-Яга перейдёт через реку и снова станет догонять тебя, ты приложи ухо к земле и, как услышишь, что она близко, брось гребешок - вырастет дремучий-дремучий лес: сквозь него она уже не продерётся!
Девочка взяла полотенце и гребешок и побежала; собаки хотели её рвать - она бросила им хлебца, и они пропустили её; ворота хотели захлопнуться - она полила им под пяточки маслица, и они её пропустили, берёзка хотела ей глаза выстегать - она её ленточкой перевязала, берёзка её и пропустила.

А кот сел у окна и ткёт: не столько ткёт, сколько путает.
Баба-Яга подошла к окну и спрашивает:
- Ткёшь ли, племяннушка, ткёшь ли, милая?
- Тку, тётка, тку, милая! - отвечает грубо кот.
Баба-Яга бросилась в хату, видит, что девочка ушла, и давай кота бить да ругать:
- Ах ты, старый плут! Зачем пропустил девчонку? Ты бы у неё глаза выдрал, лицо поцарапал!
- Я тебе столько лет служу, - говорит кот, - ты мне косточки не бросила, а она мне ветчинки дала!
Баба-Яга кинулась на собак, на ворота, на берёзку и на работницу, давай всех ругать, колотить. Собаки говорят ей:
- Мы тебе столько служим, ты нам горелой корочки не бросила, а она нам хлебца дала!
Ворота говорят:
- Мы тебе столько служим, ты нам водицы под пяточки не подлила, а она нам маслица не пожалела.
Берёзка говорит:
- Я тебе столько лет служу, ты меня ниточкой не перевязала, а она меня ленточкой пожаловала!
Работница говорит:
- Я тебе столько лет служу, ты мне тряпочки не дала, а она мне платочек подарила.

Баба-Яга, костяная нога, поскорее села в ступу - толкачом погоняет, помелом след заметает - и пустилась в погоню за девочкой.
Вот девочка приложила ухо к земле и слышит, что Баба-Яга гонится за ней, и уж близко; взяла да и бросила полотенце: сделалась река, широкая-широкая! Баба-Яга приехала к реке и от злости зубами заскрипела - не может через реку перебраться! Воротилась домой, собрала своих быков и погнала к реке. Быки выпили всю реку дочиста.
Баба-Яга пустилась опять в погоню.
Девочка приложила ухо к земле и слышит, что Баба-Яга близко; бросила гребешок: вырос лес, дремучий да частый! Баба-Яга стала лес грызть. Сколько ни старалась не могла прогрызть и воротилась назад.

Вернулся вечером девочкин отец домой и спрашивает у жены:
- А где моя дочка?
- Она пошла к тётушке, - говорит мачеха.
Немного погодя и девочка прибежала домой.
- Ты где была? - спрашивает отец.
- Ах, батюшка! - говорит она.- Меня мачеха посылала к тётке попросить иголочку с ниточкой - мне рубашку сшить, а тётка - Баба-Яга - меня съесть хотела!
- Как же ты ушла, дочка?
- Так и так, - рассказывает девочка.
Отец, как узнал всё это, рассердился на жену и прогнал её из дому и стал с дочкой вдвоём жить-поживать.

Во времена моего детства, когда каждая уважающая себя школа проводила предновогодние утренники (для младших классов) и «дискотеки» (для старших), непременной деталью этих действ были представления приглашенных артистов — иногда профессиональных, из местного драмтеатра, иногда любителей — мам, пап, учителей.

И таким же непременным был состав участников — Дед Мороз, Снегурочка, лесная живность (белки, зайцы и т. д.), иногда — пираты, бременские музыканты и черти с кикиморами. Но главным злодеем была Баба-Яга. В каких только интерпретациях не представала она перед изумленной публикой — и горбатая старуха, и женщина средних лет с ярким макияжем — что-то среднее между цыганкой-гадалкой и ведьмой, и сексапильное юное создание в платьице из заплат и обворожительными лохмами на голове. Неизменна была лишь ее суть — как можно больше напакостить «добрым персонажам» — не пустить на елку, отобрать подарки, превратить в старый пень — список не ограничен.

Славянская мифология

Баба-Яга (Яга-Ягинишна, Ягибиха, Ягишна) — древнейший персонаж славянской мифологии. Первоначально это было божество смерти: женщина со змеиным хвостом, которая стерегла вход в подземный мир и провожала души почивших в царство мертвых. Этим она несколько напоминает древнегреческую деву-змею Ехидну. Согласно античным мифам, от брака с Гераклом Ехидна родила скифов, а скифы считаются древнейшими предками славян. Не зря во всех сказках Баба-Яга играет очень важную роль, к ней порою прибегают герои как к последней надежде, последней помощнице — это бесспорные следы матриархата.

Постоянное место обитания Яги - дремучий лес. Живет она в маленькой избушке на курьих ножках, такой маленькой, что, лежа в ней, Яга занимает всю избу. Подходя к избушке, герой обыкновенно говорит: «Избушка — избушка, встань к лесу задом, ко мне передом!» Поворачивается избушка, а в ней Баба Яга: «Фу-фу! Русским духом пахнет… Ты, добрый молодец, от дела лытаешь или дела пытаешь?» Тот ей и отвечает: «Ты прежде напои, накорми, а потом про вести спрашивай».

Костяная нога была змеиным хвостом?

Особое внимание привлекает костеногость, одноногость бабы-яги, связываемая с ее некогда звероподобным или змееподобным обликом: «Культ змей как существ, сопричастных к стране мертвых, начинается, по-видимому, уже в палеолите. В палеолите известны изображения змей, олицетворяющих преисподнюю. К этой эпохе относится возникновение образа смешанной природы: верхняя часть фигуры от человека, нижняя от змеи или, может быть, червя».
По мнению К. Д. Лаушкина, считающего бабу-ягу богиней смерти, одноногие существа в мифологиях многих народов так или иначе связаны с образом змеи (возможное развитие представлений о подобных существах: змея — человек со змеиным хвостом — одноногий человек — хромой и т. п.).

В. Я. Пропп отмечает, что «Яга, как правило, не ходит, а летает, подобно мифическому змею, дракону». «Как известно, общерусское „змея» не является исконным названием этого пресмыкающегося, а возникло как табу по связи со словом „земля» — „ползающая по земле»», — пишет О. А. Черепанова, высказывая предположение, что исконным, не установленным пока названием змеи могло быть яга.

Один из возможных отголосков давних представлений о таком змееподобном божестве — прослеживаемый в верованиях крестьян ряда губерний России образ огромной лесной (белой) или полевой змеи, которая властна над скотом, может наделить всеведением и т. п.

Костяная нога — связь со смертью?

Но все-таки Баба-Яга — существо более опасное, обладающее куда большей силою, чем какая-то ведьма. Чаще всего она обитает в дремучем лесу, который издавна вселял страх в людей, поскольку воспринимался как граница между миром мертвых и живых. Не зря же ее избушка обнесена частоколом из человеческих костей и черепов, и во многих сказках Баба-Яга питается человечиной, да и сама зовется «костяная нога».

Так же, как и Кощей Бессмертный (кощь — кость), она принадлежит сразу двум мирам: миру живых и миру мертвых. Отсюда ее почти безграничные возможности.

Сказки

Такую же огромную роль в жизни сказочного героя играет и загадочная, мудрая, страшная Баба-Яга.

Версия Владимира Даля

Баба-Яга у других народов

Бабу-ягу (польскую Ендзу, чешскую Ежибабу) принято считать страшилищем, верить в которое пристало лишь малым детям. Но еще полтора века назад в Белоруссии в нее — страшную богиню смерти, губящую тела и души людей,— верили и взрослые. И богиня эта — одна из древнейших.

Для посвящения в полноправные члены племени подростки должны были пройти особые, порой тяжелые, обряды — испытания. Исполнялись они в пещере или в глухом лесу, близ одинокой хижины, и распоряжалась ими старая женщина — жрица. Самое страшное испытание состояло в инсценировке «пожирания» испытуемых чудовищем и их последующего «воскресения». Во всяком случае, они должны были «умереть», побывать в потустороннем мире и «воскреснуть».

Все вокруг нее дышит смертью и ужасом. Засовом в ее избе служит человеческая нога, запорами — руки, замком — зубастая пасть. Тын у нее — из костей, а на них — черепа с пылающими глазницами. Она жарит и ест людей, особенно детей, при этом печь лижет языком, а угли выгребает ногами. Изба ее покрыта блином, подперта пирогом, но это — символы не изобилия, а смерти (поминальная еда).

По белорусским поверьям, Яга летает в железной ступе с огненной метлой. Где она несется — бушует ветер, стонет земля, воют звери, прячется скот. Яга — могущественная колдунья. Служат ей, как и ведьмам, черти, вороны, черные коты, змеи, жабы. Она оборачивается змеей, кобылой, деревом, вихрем и т.д.; не может лишь одного — принять сколько-нибудь нормальный человеческий облик.

Обитает Яга в глухом лесу или подземном мире. Она и есть хозяйка подземного ада: «Ты хочешь идти в пекло? Я — Ежи-ба-ба»,— говорит Яга в словацкой сказке. Лес для земледельца (в отличие от охотника) — недоброе место, полное всякой нечисти, тот же потусторонний мир, а знаменитая избушка на курьих ножках — как бы проходная в этот мир, потому и нельзя в нее войти, пока он не повернется к лесу задом.

Яга — тоже богиня-мать: у нее три сына (змеи или великаны) и 3 или 12 дочерей. Возможно, она и есть поминаемая в ругательствах чертова мать или бабушка. Она — домовитая хозяйка, ее атрибуты (ступа, метла, пест) — орудия женского труда. Яге служат три всадника — черный (ночь), белый (день) и красный (солнце), ежедневно проезжающие через ее «проходную». С помощью мертвой головы она повелевает дождем.

Яга — богиня общеиндоевропейская.

У греков ей соответствует Геката — страшная трехликая богиня ночи, колдовства, смерти и охоты.
У германцев — Перхта, Хольда (Хель, Фрау Халлу).
У индийцев — не менее жуткая Кали.
Перхта-Хольда обитает под землей (в колодцах), повелевает дождем, снегом и вообще погодой и носится, подобно Яге или Гекате, во главе толпы призраков и ведьм. У немцев Перхту заимствовали их славянские соседи — чехи и словенцы.

Альтернативные варианты происхождения образа

В древности умерших хоронили в домовинах — домиках, расположенных над землей на очень высоких пнях с выглядывающими из-под земли корнями, похожими на куриные ноги. Домовины ставились таким образом, чтобы отверстие в них было обращено в противоположную от поселения сторону, к лесу. Люди верили, что мертвецы летают на гробах.
Покойников хоронили ногами к выходу, и, если заглянуть в домовину, можно было увидеть только их ноги, — отсюда и произошло выражение «Баба-Яга костяная нога». Люди относились к умершим предкам с почтением и страхом, никогда не тревожили их по пустякам, боясь навлечь на себя беду, но в трудных ситуациях все же приходили просить помощи. Так, Баба-Яга — это умерший предок, мертвец, и ею часто пугали детей.

Еще вариант:

Возможно, что таинственная избушка на курьих ножках не что иное, как широко известный на Севере «лабаз», или «чамья», - тип хозяйственной постройки на высоких гладких столбах, предназначенный для сохранения снастей и припасов. Лабазы всегда ставятся «к лесу задом, к путнику передом», чтобы вход в него находился со стороны реки или лесной тропы.

Небольшие охотничьи лабазы иногда делаются на двух-трех высоко спиленных пнях - чем не курьи ножки? Еще больше похожи на сказочную избушку небольшие, без окон и без дверей, культовые амбарчики в ритуальных местах - «урах». В них обычно находились кук-лы-иттармы в меховой национальной одежде. Кукла занимала собой почти весь амбарчик -может, поэтому избушка в сказках всегда мала для Бабы Яги?

По другим сведениям Баба-Яга у некоторых славянских племён (у русов в частности) — жрица, руководившая обрядом кремации мёртвых. Она закалывала жертвенный скот и наложниц, которых затем кидали в огонь.

И еще версия:

«Изначально Баба-яга называлась Баба-Йога (вспомните «баба-йожка»)- так что Баба-яга на самом деле — владеющая йогой.»

«В Индии йогов и странствующих садху уважительно называют баба (хинди बाबा — «отец»). Многие ритуалы йогов проводятся у костра и малопонятны иноземцам, что вполне могло дать пищу для фантазий и сюжетов сказок, где баба йог мог трансформироваться в Бабу Ягу. У индийских племен нагов принято сидеть у костра, делать ягью (жертвоприношения огню), обмазывать тело пеплом, ходить без одежды (нагими), с посохом («костяная нога»), длинными спутанными волосами, носить кольца в ушах, повторять мантры («заклинания») и практиковать йогу. Наги в индийской мифологии — змеи с одной или несколькими головами (прообраз Змея Горыныча). В этой и других йндийских сектах совершались загадочные и пугающие ритуалы с черепами, костями, совершались жертвоприношения и т.п.»

Еще есть у Соловьева в «Истории Государства Российского» про бабу Ягу есть — версия — что был такой народ Яги — который растворился в русских. Людоедели по лесам, немного и пр. Известен князь Ягайло, например. Так что сказки — сказками — этносы — этносами.

А вот еще одна версия гласит, что Баба Яга — это монголо-татарский золотоординский сборщик налога с завоёванных (ну, ок, ок, союзных ) земель. Лицом страшен, глаза раскосые. Одежда напоминает женскую и не разберёшь, мужик или баба. И приближённые зовут его не то Бабай (то есть Дед и вообще старший), не то Ага (чин такой)… Вот оно и Бабай-Ага, то есть Баба Яга. Ну, и не любят его все — за что же сборщика налогов любить?

Вот есть еще версия, не заслуживающая доверия, но упорно гуляющая по интернету:

Проснулась шумная тревога
С восходом радостного дня...
Стоят у царского чертога
Четыре огненных коня.
Из камня искры огневые
Копытом мещут жеребцы,
Храпят и бьются; стремянные
Их крепко держат под уздцы.
Красуясь пышным одеяньем,
Сребром и золотом горя,
С нетерпеливым ожиданьем
Толпой придворные царя,
Его сотрудники лихие
В пирах, охоте и войне,
Во всём равно передовые,
Стоят на правой стороне.
Налево легкий штат царицы:
Прекрасный пол во всей красе;
В одежде праздничной девицы
В сомкнутой длинной полосе
Красивой выстроились цепью
И, засветив улыбкой взгляд,
Как в бурю небо с водной степью,
С противным строем говорят...
Вот рать! брадою Чернобога
Поклясться смело может свет,
Что побежденных ею много,
А победителя ей - нет!

Выходит царь. Ему подводят
Его любимого коня,
За ним жена и сын выходят,
И дочь - ясней младого дня;
Мила как юная Зимцерла,
Она улыбкой всех дарит -
И ряд зубов, белее перла,
Глаза и души ворожит.
Она заносит ножку в стремя -
Не смея духа перевесть,
Мужчин завистливое племя
Глазами радо ножку съесть;
Коня погладит ручкой ловкой -
Всем ручка видится во сне;
Шутя кивнет кому головкой -
И взоры всех в той стороне;
Посмотрит на кого сурово -
Тот и печален и угрюм;
Моргнет ли бровью, скажет слово -
В тупик поставит самый ум.

И наши деды знали толк
Ценить поэзию правдиво:
Был у Плениры целый полк
Рабов влюбленных - и не диво!..
К нам по преданиям дошло,
Переходя от деда к внуку,
Что тот, презреньем ввержен в муку,
Весь век страдал; того сожгло
Одной улыбкой благосклонной;
Тот, говорун неугомонный,
От изумленья онемел,
Когда ей в очи поглядел...

Куда же едут царь с царицей
И с белолицей царь-девицей?
Куда мужчин и женщин рать
Собралась их сопровождать?..

Царь, утомясь победной славой,
Любил с зверьми вести войну,
И как охота в старину
Была и женскою забавой,
То и царица с ним порой
Делить в отъезжем поле травлю
Любила. Здесь я точку ставлю.
Пойдемте на поле со мной...

Разнообразными толпами
Станица воинов и жен,
С бичами, копьями, стрелами,
Пестреют в поле - шум и звон!
Кругом раскинуты тенета,
Зверей усердная гоньба
Всех утомила, как работа;
Но ловля, травля и стрельба
Идут успешно: уж сразили
Лисицу, волка и хорька,
Вдобавок в сети заманили
Недальновидного сурка
И пару зайцев затравили.
Доволен царь. Своей рукой
Он гладит мягкий пух лисицы;
Остановился, ждет царицы.
Она примчалася стрелой.
Тогда с коней своих усталых
Они для отдыха сошли;
Забыв охоту, к ним пришли
Толпы наездников удалых
И в кубках меду принесли.
Наполнен ковш шипучей влагой,
И благотворная струя,
Досыта жажду их поя,
Дарит их силой и отвагой.
Меж тем идет серьезный толк
Между придворными: кем волк
Повержен был? кто на лисицу
Поднял неробкую десницу?
Кем загнан маленький сурок
В ему расставленный силок?
Венец победы над лисицей
Приписан был царю с царицей,
И их же верная рука
Сразила волка и хорька.
Заслыша общее их мненье,
Пришла царица в восхищенье,
Царя державное чело
Улыбкой ясной расцвело;
Предложен тост за лов удачный,
И вот уж пенистый фиал
До края кубки наполнял,
И вот уж пьют...

Вдруг тучей мрачной
Небесный лик заволокло,
Как демон, с бешенством и свистом
Пронесся ветер в поле чистом,
Шатер походный унесло,
В руках ковшей как не бывало,
С придворных шапки посрывало...
Вдруг крик, и свист, и шум вдали,
И стук копыт о грудь земли
Они заслышали, - чему бы
Тут удивляться им? в лесах
Ведь недостатка нет в лисах:
То, знать царевна трубит в трубы
И с ратью гончих и девиц
Гоняет по лесу лисиц.
Но отчего-то на царицу
Вдруг страх напал, сам умный царь,
Хоть никогда не трусил встарь,
Тут от испуга рукавицу
Из рук дрожащих уронил...
Вдруг он коня поворотил,
Махнул рукой и вскачь пустился
Туда, где стук и крик носился,
За ним царица и весь двор
Помчались, едут: темный бор
Пред ними стройным великаном
Предстал преградою в пути
И, шевелимый ураганом,
Как бы шептал им:"Не ходи!"
Въезжают в лес: толпою тесной
Там девы робкие стоят,
На что-то пристально глядят;
Меж них царевны лик небесный
Увидел царь: какой-то страх
Заметен был в ее очах.
Он изумился."Что-то худо!"-
Кричит супруге - и стрелой
Летит к царевне молодой,
Летит, летит - и видит чудо:
Вдали клубится дым густой,
В чепце из жаб, в змеиной шубе,
Не на коне - в огромной ступе,
Как сизо-белой пеленой
Обвита сетью дымовой,
Летит ужасная колдунья;
Был только день до полнолунья,-
А в это время, всякий знал,
Что ведьмам праздник наставал.
Пестом железным погоняла
Колдунья ступу, как коня,
Сквозь зубы что-то напевала,
Клыками острыми звеня.
На лбу по четверти морщина,
А рот разодран до ушей,
Огромны уши в пол-аршина,
До груди волос из ноздрей,
На месте глаз большие ямы,
Затылок сгорблен, ноги прямы,
На лбу огромные рога -
Всё в этот миг их убедило,
Что Баба старая Яга
Зачем-то бор их посетила.
И, в страхе все оторопев,
Быстрее ратники пустились
К толпе упавших духом дев.
Но поздно - как ни торопились,
Им изменили их кони,
Хоть понуждали их они...
С размаха ведьма налетела
На рать несильных, робких жен,
Их осмотрев со всех сторон,
Царевне в очи посмотрела,
Над ней как ворон пронеслась,
Рукою в грудь ее впилась,
Другой рукой за стан схватила,
С собой на ступу посадила
И прытче мысли унеслась...
Всех прежде юный брат царевны
Послал за хищницей стрелу,
Потом сам царь, печальный, гневный,
Послал другую. Мрак и мглу
Опять сменило море света.
Вдали виднелася она,
Туманом пасмурным одета,
И с ней несчастная княжна.
Погоня страшная летела
Вослед злодейке, уж чуть-чуть
Стрела Булата не задела
Ее предательскую грудь,
Но страшный (в) ступе пест железный
Колдунью спас над самой бездной.
Она сильней им застучит -
И диво - ступа побежит,
Как лань, заслыша лай собаки;
Она удары участит -
И ступа летом полетит
Через холмы и буераки...
День целый гналися за ней,
Всё отставали дале, дале
И наконец совсем отстали.
Царевны нет!.. Царевна с ней!
Тоскует царь. Сама себя
Царица в той беде винила:
"Охоту пламенно любя,
Не я ль и дочь к ней приучила,
Не я ль ей первая дала
Понять, что конь и что стрела?"-
Так плачет грустная царица.
"Где дочь, где солнце царь-девица?
Где царства лучшая звезда,
Любимый перл, куда, куда
Она так долго запропала?
Ее уж нет! Ее украла
Из ада присланная тварь!"-
Взывает так печальный царь.
И в непритворном сокрушеньи
Они рыдают день и ночь,
Надежды нет увидеть дочь,
Надежды нет ее спасенья!..
Мгновенно царского несчастья
Весть по столице пронеслась,
Слеза горячего участья
С глаз добрых подданных слилась,
Они все искренне любили
Царя и царскую семью,
Под их правленьем мирно жили,
Благословляя жизнь свою,
Довольны мудрым их правленьем,
И были тягостней своих
Несчастья царские для них.
Веселье общим сокрушеньем
Сменилось всюду; резвый смех
И кроткий мир покинул всех.
Но кто найболее крушился,
В чью грудь всех глубже и сильней
Удар нечаянный вонзился
И страшный след оставил в ней?
Всех больше горевал Булат,
Похищенной царевны брат.
Он в тот же вечер в путь собрался,
Царю торжественно поклялся
Домой не быть до той поры,
Пока похищенной сестры
Из рук колдуньи не исхитит
И за позор не отомстит;
Святую клятву небо видит,
И если кто ей изменит,
Пускай оно того казнит...
Ему два спутника судьбою
В далеких странствиях даны:
Охотно храбрые герои,
Светан и Серп, утомлены
Однообразьем жизни дворской,
Направить путь к стране заморской
С ним согласились, дочь царя
Найти усердием горя,
С богатырями потягаться,
На дев чужбины посмотреть,
Победой громкой увенчаться
Иль так же громко умереть...
Один решимостью и силой
Уж доказал, что был не трус,
Его и бороду и ус
Давно седина серебрила.
Другой - на утре лучших лет,
Но уж знакомый с ратным боем,
Не в шутку прозванный героем,
Красавец, царства пышный цвет.

Примечания:

Выбор редакции